Мурашковский - Даниловскому (14.07.2007)

Здравствуйте, Юрий!

Спасибо за интересные соображения и вопросы.

Абсолютно согласен с утверждением «ТРИЗ построена». Ситуация весьма напоминает конец 19 века, когда профессор Филипп Жолли сказал школьнику Максу Планку: "Молодой человек! Зачем вы хотите испортить себе жизнь, ведь теоретическая физика в основном закончена... Стоит ли браться за такое бесперспективное дело?!" Обычно эти слова приводят, чтобы показать, насколько можно быть непрозорливым. А ведь Жолли был абсолютно прав! Физика макротел была закончена. Планк стал основателем совершенно другой науки, с другим объектом изучения и другими методами. И то, что она тоже называется физикой, – скорее недоразумение.

То, что сейчас называют «развитием ТРИЗ», развитием не является. Это просто приспособление некоторых инструментов ТРИЗ под «потребности заказчика». Именно некоторых. Покажите мне человека, который всерьез пользуется, например, 8-й частью АРИЗа.

Окраска автомобиля в цвет, приятный глазу покупателя, не является развитием технической системы «автомобиль». Я не утверждаю, что это не нужно делать. Нужно! Но не нужно называть это «развитием».

Развитием сегодня будет выход за пределы технических систем. Причем, это должны быть не просто попытки перенести закономерности, открытые для техники, на другие системы. Изучая другие системы, нужно держать в голове надзадачу – закономерности развития систем вообще, закономерности, как общие для всех систем, так и характерные для каких-то конкретных их видов.

Приведу пример. Выделение физичского противоречия и разрешение его типовым приемом – явление общесистемное. Но прием, например, фазового перехода, который отлично работает для технических систем, просто не к чему применить в системах художественных. Мы не можем расплавить или сконденсировать метафору. Зато для художественных систем отлично работает прием разделения противоположных свойств сравнением. Например, в иллюстрациях Калиновского к «Приключениям Гулливера» была поставлена задача: показать и огромность, и незначимость Гулливера. И Гулливер, такой огромный рядом с лиллипутами, оказывается незаметным и жалким на фоне безбрежного океана. Но будет ли техническая система работать лучше, если мы ее сравним с другой технической системой? Приемы фазового перехода и сравнения не общесистемные, а «конкретносистемные», локальные.

Теперь попробую ответить на Ваши вопросы.

Почему Вы считаете, что «минимальная система» (объект исследования, если Вы согласны с моим пониманием этого термина) - единственный важный «кирпичик науки»?
Минимальная система и объект исследования – это не одно и то же. Например, кристаллография изучает кристаллы (структуру, образование, изменения, свойства и т.д.) – это ее объект исследования. Но минимальной кристаллографической системой будет элементарная ячейка кристаллической решетки. Объект изучения химии – свойства и взаимодействия веществ. А минимальная химическая система – молекула.

Миимальная система – не «единственно» важный объект исследования, но принципиально важный. Более того, я считаю, что без выделения минимальной системы нет науки, а есть только набор эмпирических данных и несвязных частных моделей объекта исследования. Так, исследования магнетизма до 1600 г. представляли собой мешанину из притяжений магнита с железом, янтаря с пылинками, мяса с губой, рыбы-прилипалы с кораблем, мужчины с женщиной и т.п. И только когда Гильберт выделил пару «магнит-железо», изучение магнетизма стало превращаться в науку.

Я бы предпочел обойтись без привлечения в наши рассуждения термина «искусство» в том смысле, в котором Вы применили его к медицине. Вообще-то есть совершенно разных слова, два омонима, которые постоянно путают: искусство, как система представления определенных объектов в виде определенных сравнений, и искусство, как система навыков и умений. Несмотря на привычный штамп, «искусство» в медицине, в педагогике и т.п. является не искусством в первом смысле, а навыками выкручиваться из нестандартных ситуаций. И если нестандартных ситуаций больше, чем стандартных – это показатель неразвитости науки. Это недостаток, а не достоинство. То, что некая «наука» 7000 лет живет умением выкручиваться, – это как раз серьезный повод отнестись к ней с недоверием. И не «благодаря этому» живет она свои тысячелетия. А просто потому, что ничего лучшего ПОКА нет.

Но ведь это не значит, что этого лучшего не может быть или не должно быть.

Кроме того, для медицины характерна понятийная и терминологическая путаница. Есть, например, наука биохимия. Она построила очень неплохие модели химических процессов, происходящих, в том числе, и в человеке. Поэтому ее часто относят к медицине. На самом же деле, медицина просто пытается применять в своих целях достижения биохимии. И применяет не слишком успешно, потому что собственно медицинских научных моделей так и нет. Нет модели здорового человека, нет модели минимального патологического отклонения.

Если специалист по каменным топорам начнет применять достижения электроники, его результаты могут стать лучше. Но каменный топор от этого не станет станком с программным управлением.

Теперь о последовательности, которую Вы привели. Цитирую:

«Сначала выбирается объект исследования, к которому строятся «модели» для проведения исследований. Затем, имея некие «модели» мы формулируем некие предположения, «гипотезы», которые строятся непонятно на чём ( на первичных,
описательных наблюдениях, и это элемент ИСКУССТВА), затем мы проводим некие
ИЗМЕРЕНИЯ для того, чтобы подтвердить или опровергнуть высказанные гипотезы».
Такая последовательность характерна для этапа, который Т.Кун назвал «нормальной наукой», то есть, наукой в середине своего развития. Для «революционной науки» история науки дает несколько иную последовательность. Сперва формируется некая «протогипотеза», которая показывает не «что искать», а «где искать». Например, пытаясь построить хоть сколько-нибудь научную модель функционирования костей, Г.А.Илизаров предположил, что искать надо не в анатомии или физиологии, а в... сопромате. И, как мы знаем, рывком ушел на много километров дальше всей семитысячелетней медицины. И никаким «искусством» тут и не пахнет.

Как формируется протогипотеза – это отдельный вопрос, он слабо изучен, нет смысла пока на нем задерживаться.

Теперь позвольте обратиться к Вашей статье «Два противоположных процесса объединения искусственных систем (машин) и биологических систем».

Прежде всего, нужно констатировать, что основу статьи составляет классификация, точнее, ее первый этап – типизация. Все бионические примеры раздеолены на два типа –
1. техника встраивается в живое.
2. живое встраивается в технику;
В принципе, можно было продолжить классификацию. В каждом типе приведены явно неоднородные примеры. Можно попробовать классифицировать по рангам живого, участвующего в объединении – молекулы, бактерии, организмы (а их в свою очередь разделить по классам животных: лягушек отдельно, птичек отдельно). И т.д.

Но задача была иной – прогнозирование. Вот модель, построенная Вами для описания и объяснения изучаемых процессов (цитирую):

Проанализировав эту таблицу можно отметить, что процесс проникновения «живого» в «искусственное» значительно более интенсивный, чем противоположный, что легко объясняется. Человечество с его «машинами» вторично по отношению к «живому». Возникло «совсем недавно» по сравнению с миром «живого» и имеет несопоставимую меньшую «мощность» как математическое множество. Например, количество музыкальных инструментов не превышает 10 тысяч разновидностей, тогда как одних только насекомых около 1млн. видов.
И тут, на мой взгляд, произошел первый методический сбой. Дело в том, что классификационные модели способны только на «структурное» прогнозирование, то есть «что уже есть, но еще не открыто». Так, с помощью классификации химических элементов, Менделеев предсказал еще три неизвестных.

На временное же прогнозирование (то есть, «чего еще нет, но оно будет») классификации не способны. На это, особенно в филогенезе, пригодны только эволюционные модели. И мы уже можем строить такую модель для технических систем, включающих живое. Для начала достаточно просто расположить имеющиеся примеры по временной оси.

И мы сразу же увидим, что разброс достаточно велик. Канарейки для анализа загрязненности воздуха применялись до середины 19 века. Сейчас их давно сменили чисто технические системы. Лягушки для предсказания погоды используются разве что в отдаленных деревнях, в метеосети работает только техника. Сторожевые собаки явно сдают позиции под натиском систем сигнализации. Можно и не говорить уже о боевых слонах и верблюдах и о почтовых голубях.

Эту тенденцию подметил еще Карел Чапек в рассказе «Самолет». Приведу фрагмент рассказа:

Только, присмотревшись внимательно, я начинаю думать, что в сущности самолет не так уж похож на птицу, даже вовсе не похож, хоть и летает. Он так же мало похож на них, как воробей, скачущий вон там по заснеженной ветке, похож на мотор "Испано-Суиза". Конечно, у самолета есть крылья, но крыльями обладает и пражский Град, который, однако, от этого нисколько не становится похожим на курицу или чайку. Самолет так же мало похож на птицу, как торпеда на форель. Если бы человеку в самом деле вздумалось соорудить металлическую птицу, ручаюсь, что она у него не полетела бы. Человек несомненно хотел летать, как птица; но для этого ему пришлось делать совсем другое: изготовлять пропеллеры. Для того чтобы плавать под водой, как рыба, ему вместо плавников пришлось создать двигатель внутреннего сгорания и винт Рессела. Для того чтобы осуществить то, что делает природа, он всегда вынужден был подходить к делу совершенно иначе. В этом состоит невероятность и парадоксальность изобретений.
Так, прежде человек жил всегда в пещерах. Но когда их стало не хватать, он не занялся рытьем искусственных пещер в земле, а поступил совсем иначе: начал устраивать искусственные пещеры на земной поверхности, то есть строить дома. Решив вооружиться клыками, как лев, или рогами, как буйвол, он не стал брать клыки в рот или прикреплять рога к голове, а взял все это в руку. Человеку удавалось догнать природу только в тех случаях, когда он приступал к делу иначе, чем она. До тех пор, пока человек старался махать крыльями, как птица или бабочка, все его попытки полететь кончались неудачей. Задавшись целью передвигаться по земле быстрей, он не стал пристраивать себе четыре ноги, как у оленя или лошади, а сделал колеса. Не удовлетворяясь более своими собственными зубами, он сделал себе летающие зубы, которые держал в колчане. Веревочник, свивая веревку, пятится, то есть движется способом, как раз обратным тому, которым движется паук, ткущий свою паутину. Если б человек вздумал подражать пауку, он никогда не изобрел бы ткацкого станка. Вся техническая фантазия человека состоит в том, чтоб взяться за дело не с того конца, с которого берется природа; я сказал бы, с прямо противоположного.

А вот в первой группе Ваших примеров явственно заметна обратная тенденция. Протезы, вмонтированные дополнительные «органы» (мобильные телефоны в зубах, мониторы в мозгу и т.п.) становятся все более частыми и технически развитыми.

Как видите, выводы из филогенетической модели прямо противоположны выводам из классификационной.

Вот теперь у нас появилась интересная задача – объяснить, почему так происходит? Почему живое в технике используется все меньше, а техника в живом – все больше. Одно из объяснений, которое кажется мне весьма правдоподобным, состоит в том, что техническим системам нужны показатели, во много раз превосходящие возможности живых систем. Я помню модные в свое время статьи и книги о невероятных достижениях бионики. С восторгом расписывал автор одной такой статьи, как бионики предложили использовать жужальце мух для ориентировки самолетов. Увы, это «изобретение» так и не было применено. Оно работает только на «мушиных» скоростях. Даже «кукурузник» для него летает слишком быстро.

Вот почему живое быстро исчезает из техники. Вот почему проекты типа «бактерия в колесе» никогда не будут всерьез применены. Эти «изобретения» могут увеличивать число примеров в классификациях, но не попадут в практическую технику.

Этим же можно объяснить и тенденцию первой группы. Технические «органы» надежнее «натуральных», долговечнее, имеют более высокие показатели. Да, в них еще есть что улучшать. А вот в «натуральных» – нечего.

Объяснение же, которое предлагаете Вы, типично «классификационное» – по принципу «чего больше – то и сильнее». Но представьте себе, что мы решили бы применить этот принцип к живым организмам. Тогда оказалось бы, что пресмыкающиеся гораздо более перспективная линия развития, чем млекопитающие. Поскольку всевозможных динозавров было куда больше.

Второй сбой связан с иллюстративным подтверждением Вашей модели. Мы о нем уже говорили раньше. Вы сравнили количество видов музыкальных инструментов и количество видов насекомых и сделали вывод, что живое количественно превышает технику.

Такое сравнение кажется мне несколько некорректным. Во-первых, музыкальные инструменты – редкий вид технических систем. Они не характеризуют технику. Во-вторых, насекомые – самая большая группа живых организмов. То есть, сравниваются группы, нехарактерные по сравниваемым параметрам.

Представьте, что для доказательства противоположной точки зрения я сравню число видов средств транспорта и число видов кротов. Последних около сорока. А транспортных средств тысячи. А теперь добавлю такое «лингвистическое» объяснение: техника – молодая группа, она развивается более интенсивно, поэтому и превосходит старую группу живых организмов. И «доказательство» готово!

Вообще, исследование о взаимодействии живых и технических систем очень интересно и важно. Но рассматривать его нужно только в филогенезе. Иначе мы рискуем объявить динозавров венцом творения, а млекопитающих (в том числе и нас с Вами) – не более, чем печальным недоразумением. Но вряд ли нам понравятся прогнозы, сделанные на этой основе.

С уважением,

Ю.Мурашковский